народов мира

Детство Шауея

Как все молодые нарты, Канж и после женитьбы много времени проводил в походах, дома бывал редко. Возвращаясь из похода, он всякий раз думал: “Быть может, жена моя Нарибгея уже родила сына? Бог жизни, великий Псатха, сделай, чтоб это было так!”

Но желание Канжа не сбывалось. Годы шли, и Канж старел, оставаясь бездетным.

А на самом деле у жены Канжа рождались дети, но об этом никто не знал. Всякий раз, когда наступали родины, Нарибгея ложилась перед пылающим очагом, и ребенок падал прямо в огонь. Когда малютка метался и кричал, погибая в пламени, мать говорила:

— Этот недостоин быть моим сыном, он горит в огне.

Так жена Канжа рожала девять раз, и все девять сыновей ее погибли в пламени очага.

Канж все тревожнее думал о том, что умрет, не оставив потомства. Пришел он за советом к Сатаней, к своей великой наставнице, и сказал ей:

— Сатаней-гуаша! Меня привело к тебе глубо кое горе. Ты видишь — я состарился, борода моя по белела. У моих семнадцати братьев сыновья уже выросли, а я все еще не имею сына. Смолоду не до велось мне найти невесту среди нартских девушек и суждено было жениться на великанше. Быть может, она и рожает детей, но убивает их? Пусть будет у меня хоть один-единственный сын! Посоветуй — как быть? Если ты не научишь меня — что делать, я умру бездетным.

Сатаней, подумав, ответила:

— Не уезжай никуда, останься дома. Выследи, когда жена твоя затяжелеет, и, как придет ей время родить, позови меня, быть может я тебе помогу.

Канж вернулся домой. Когда он приметил, что Нарибгея тяжела и вот-вот начнутся родины, он позвал Сатаней.

— Я узнала, что ты должна родить, и пришла по мочь тебе, — сказала Сатаней жене Канжа.

Та обрадовалась:

— Благодарю тебя. Ты одна вспомнила обо мне. Нартские женщины, видно, боятся меня и никогда не заходят.

Не успела она это сказать, как почувствовала предродовые муки. По привычке, Нарибгея улеглась перед пылающим очагом. Сатаней подбежала к огню, подставила подол, чтобы подхватить рождающегося ребенка. Но мальчик, прорвав подол Сатаней, упал в самую гущу огня. Его пеленало пламя, но он не плакал. Рдеющие угли забавляли его, он перебрасывал их и смеялся.

Взглянув на него, мать сказала с гордостью:

— Наконец-то я родила достойного сына, он “будет храбрым нартом, возьмите его.

Сатаней с Канжем тут же решили, что мальчика, игравшего огнем, следует воспитывать на ледяной вершине Ошхомахо.

Так сын Канжа, единственный сын Нарибгеи, в первый же день жизни попал на вершину неприступной Горы Счастья.

Оставив сына на попечении Сатаней, Канж спустился с вершины Ошхомахо, направляясь домой. Не прошел и сотни шагов, как сверху донесся до него звонкий детский голос. Оглянувшись, Канж увидел, что его новорожденный сын бегает по ледяным уступам и пугает орлов, покрикивая: “Шу! Шу! Кыш! Кыш!”

“Чудеса! — подумал Канж. — Этот мальчик будет богатырем. Только родился, а уже бегает и разгоняет свирепых горных орлов. Я долго и горько страдал, не имея детей, но теперь я счастлив: у меня есть достойный сын!”

С легким сердцем Канж вернулся домой.

А Сатаней на вершине Ошхомахо вырезала изо льда колыбель и, уложив ребенка, поставила колыбель перед входом в ледяную пещеру.

Над входом свисали длинные сосульки. Днем под горячими лучами солнца сосульки таяли.

Сатаней поставила колыбель так, чтобы студеная вода капала в рот мальчику, заменяя ему материнское молоко. Вечером сосульки замерзали, а мальчик засыпал.

Вскармливая ледяной водою, баюкая в ледяной колыбели, растила Сатаней сына Канжа, пока у него не прорезались зубы. Тогда его пищей стали орехи и фазанье мясо.

Прошли годы. Сын Канжа — Канжоко — из ребенка стал подростком. Однажды Сатаней сказала ему:

— Сын мой, тебе пора выйти из ледяной пещеры. Ступай в Нартское Поле. Там увидишь табун коней. Возьми одного, какой приглянется, и возвращайся. Вот тебе уздечка.

Сказала ль, не сказала Сатаней эти слова, услыхал ли, нет ли эти слова Канжоко, только спрыгнул он с вершины Ошхомахо прямо в Нартское Поле. Увидев огромный табун, он схватил первого попавшегося коня и прискакал к Сатаней.

Она вышла ему навстречу из ледяной пещеры.

— Теперь покажи, сын мой, как ты управляешь конем. Если ты храбрый нарт, конь заиграет под тобою.

Канжоко ударил коня плетью, конь понес и сбросил всадника.

— Нет, ты еще не годишься в нартские наезд ники. Рано тебе покидать пещеру, — сказала Сатаней, 437 и Канжоко остался жить на вершине Ошхомахо. Сатаней наставляла его в храбрости и кормила орехами, дичью, олениной. А конь юноши пасся на зеленом склоне горы.

Прошел год. Снова Сатаней вывела Канжоко из пещеры и велела сесть на коня:

— Погляжу, насколько ты возмужал, заставишь ли ты коня играть под тобою!

Юноша хлестнул коня плетью, конь рванул, понес, всадник закачался, но не упал.

— Нет, ты еще не нартский наездник, — сказала Сатаней, и Канжоко остался жить в пещере, а Сата ней кормила его орехами, дичью, олениной и мясом кабана, обучала юношу джигитовке и метанию тяже лых камней.

Прошел год, и она вновь сказала Канжоко:

— Покажи умение наездника. Заставь коня иг рать и плясать под тобою, если ты храбрый нарт!

Юноша так хлестнул коня, что тот перелетел на другой хребет Ошхомахо, помчался вниз, обежал великое Нартское Поле, вновь прискакал на вершину и долго носился так то вниз, то вверх, радуя всадника.

— Довольно! — крикнула Сатаней. — Я вижу — ты настоящий нартский наездник. Но этот конь для тебя не годится. Снова наведайся в нартский табун и пригляди себе достойного коня.

Юноша взял уздечку и спустился в Нартское Поле. Кони шарахались от его голоса, когда он подзывал их криком: “Пшей, пшей!” Но один облезлый каурый конек, у которого одно ухо было длиною в одиннадцать локтей, подошел к юноше и просунул косматую голову в уздечку.

— Хуже тебя не найти во всем табуне, — возму тился Канжоко, — ты мне не годишься, — и, отогнав облезлого конька, пошел дальше. Но каурый забежал вперед и опять просунул голову в уздечку.

— Я сказал тебе, что ты мне не нужен. Отвя жись! — нетерпеливо крикнул Канжоко. Он пошел в другую сторону, держа уздечку наготове для коня, который ему приглянется. Но каурый снова очутился впереди и, дождавшись Канжоко, опять просунул го лову в уздечку.

— Да провались ты, окаянный! — вконец разо злился Канжоко. — Я же сказал, что ты меня недо стоин. Не смей мне попадаться на глаза!

Каурый конек ответил человечьим голосом:

— Если ты будешь достойным меня всадником, я буду достойным тебя конем. Не гляди, что я нека зист. Хоть надо мною и подсмеиваются, но кличку мне дали “Джамидеж”, а ведь это означает “Надеж ный каурый”. Ты сначала меня испытай, а потом говори — гожусь я тебе или нет.

Именем Вершины Счастья
Я клянусь тебе, Канжоко,
В верности неколебимой.
Буду другом неизменным,
Смелым, преданным конем.
Провалиться мне сквозь землю,
Если честь твою унижу!
Прокляни меня, Канжоко,
Если трусом окажусь!

Юноша не ожидал от захудалого коня таких разумных слов. “Как видно, с этим Джамидежем связана моя судьба!” — подумал он и, обняв каурого, сказал:

Если крепко сдержишь слово,
Я клянусь тебе, каурый,
Не искать коня другого
И тебя не покидать!

Вскочив на коня, Канжоко отправился к Сатаней. Увидев своего питомца на облезлой лошаденке, Сатаней рассердилась:

— Что это значит, мой сын! Неужели в нарт ском табуне ты не нашел коня лучше, чем эта шелу дивая кляча!

За юношу ответил Джамидеж:

— Если Канжоко будет храбрым нартом, я буду конем, достойным своего всадника.

— Если так, — воскликнула Сатаней, — заставь, Канжоко, своего коня порезвиться на вершине Ошхо махо, и я узнаю, годится ли он тебе.

Канжоко хлестнул каурого бронзовой плетью, и тот обогнул вершину Ошхомахо, перемахнул на другой хребет, взметнулся в небо и закружил, ныряя в тучах, на утеху всаднику.

Когда они опустились возле пещеры, Канжоко спрыгнул на льдину и подошел к Сатаней.

— Что скажешь ты теперь о шелудивой кляче?— спросил он.

— Твой конь достоин тебя, Канжоко. Хоть он и невзрачен, но отважен, вынослив и летает, как птица. Он тебя не подведет, — радостно ответила Сатаней.

А Джамидеж сказал:

— Я лишь прикидываюсь никудышным, чтобы не достаться тому, кто недостоин меня оседлать. А на самом деле я вот какой!

Джамидеж встряхнулся, сбросил облезлую шкуру и предстал красивейшим альпом. Дав Сатаней и Канжоко полюбоваться на себя, он встряхнулся опять и снова стал невзрачной лошаденкой.

— Теперь, Канжоко, отправимся к твоим роди телям, — сказала Сатаней.

— Как, разве не ты моя мать? — изумился юноша. — Разве у меня есть отец?

— У тебя есть и отец и мать. Я лишь вырастила тебя и воспитала. Твой отец — нартский витязь, сын кузнеца Дабеча, его зовут Канж. Твоя мать — могу чая и суровая великанша, зовут ее Нарибгея. Уви дев тебя, она захочет испытать твою силу, и, если ока жешься слабым, может в безумном гневе тебя убить.

При этих словах Сатаней отвернулась от Канжоко, который слушал ее, затаив дыхание.

— Идем же! — сказала Сатаней и повела юношу в нартское селение.

Канж увидел издали, что к его дому подходит Сатаней и с нею высокий юноша, в котором он сразу признал сына. Выйдя навстречу, Канж обнял его и повел в дом, к матери.

— Смотри, какой богатырь! — восклицал он, любуясь юношей. — Это наш сын!

Нарибгея подошла к юноше, пытливо вглядываясь в него. И вдруг, схватив сына за руку, сжала ее изо всей силы, но он лишь усмехнулся и покачал головой:

— Нет, мать, я не из тех, кого ты заставляешь са диться наземь. Будь со мной осторожней! — И, схватив руку матери, сжал ее так, что Нарибгея присела от боли.

Восхищенная необыкновенной силой юноши, она кинулась ему на шею и горячо поцеловала, восклицая:

— Всю жизнь у меня было одно единственное желание — иметь могучего сына. Мое желание сбы лось. Тебя ждет слава!

А Сатаней сказала:

— Могучему и мужественному подобает достой ное имя.

И дала молодому Канжоко имя Шауей — Неустрашимый.