Гудрун пошла тогда к морю, после того как она убила Атли. Она вошла в море и хотела покончить с собой. Но она не могла утонуть. Ее отнесло через фьорд в землю конунга Йонакра. Он на ней женился.

Их сыновей звали Сёрли, Эрп и Хамдир. Там же воспитывалась и Сванхильд, дочь Сигурда. Ее выдали замуж за Ёрмунрекка Могучего. У него был советник Бикки. Бикки посоветовал Рандверу, сыну конунга, овладеть ею и все рассказал конунгу. Тот велел повесить Рандвера и приказал, чтобы Сванхильд была растоптана конями. Когда об этом узнала Гудрун, она обратилась к своим сыновьям.

Я слышал укоры,

слова обидные,

в горе великом

их говорила

твердая духом

Гудрун сынам своим,

в битву зовя их

речью суровой:

«Что вы сидите?

Что спите беспечно?

Как могут смешить вас

беседы веселые?

Если Ёрмунрекк смел

сестру вашу бросить,

юную деву,

коням под копыта,

вороным и белым,

на дороге войны,

серым, объезженным

готским коням!

Нет, вы не схожи

с Гуннаром смелым,

храбрость у вас

не та, что у Хёгни, —

мести искать

за сестру вы должны бы,

будь вы подобны

братьям моим

иль духом крепки,

как гуннские конунги!»

Хамдир сказал,

духом отважный:

«Не похвалила б ты

подвига Хёгни,

когда они Сигурда

сон прервали;

платки сине-белые,

пестрые ткани

багряными стали

от крови супруга.

Была тебе месть

за братьев горестна,

когда сыновей

предавала ты смерти, —

если б могли мы,

единодушные,

сильному князю

отметить за сестру!

Выносите доспехи

конунгов гуннских!

К тингу мечей

ты нас побудила!»

Гудрун, смеясь,

в кладовую пошла,

выбрала шлемы,

что были в ларях,

и кольчуги стальные,

снесла сыновьям, —

на резвых коней

вскочили могучие.

Хамдир сказал,

духом отважный:

«Назад вернется

к матери в дом

воин, погибший

в готском краю,

чтоб тризну справила

ты по убитым,

по юной Сванхильд

и сыновьям твоим».

Гудрун, дочь Гьюки,

пошла, рыдая,

села, печальная,

перед воротами,

стала в слезах

вспоминать былое,

перебирать

горести прежние?

«Три я знала огня,

три очага,

трое мужей

в дом меня брали;

лучшим средь них

был конунг Сигурд, —

братья мои

умертвили его!

Горшего я

горя не видела,

но злей для меня

задумали горе,

замуж отдав

за конунга Атли!

Мальчиков смелых

к себе призвала я;

одна мне в несчастье

месть оставалась:

сынов обезглавить,

Нифлунгов юных.

Пошла я на берег,

на норн озлобясь.

хотела избегнуть

их ярого гнева —

подняли волны

меня высокие,

мне не дало

море погибнуть.

Взошла я на ложе —

на счастье надеясь! —

князя могучего,

третьего мужа;

детей родила,

наследство хранящих,

наследство хранящих

Йонакра отпрысков.

Около Сванхильд

сидели рабыни,

дочь мне была

детей всех дороже;

ярко сияла

Сванхильд в палате,

как солнечный луч

сияет и блещет!

Одевала ее

в драгоценные ткани,

выдала замуж

в готскую землю —

горше не знала я

черного горя:

светлые косы,

волосы Сванхильд

втоптаны в грязь

копытами конскими!

И горе не меньшее —

муж мой Сигурд,

победы лишенный,

убит был в постели;

и горе жестокое —

к сердцу Гуннара

змеи блестящие

злобно приблизились;

и острое горе —

из груди конунга

вырезать сердце

враги осмелились.

Много я помню

зла и печалей.

Серого, Сигурд,

коня оседлай.

пусть быстрый скакун

сюда прибежит!

Нету со мной

ни невестки, ни дочери,

что Гудрун дары

принесли б драгоценные!

Помнишь ли, Сигурд,

что сказано было,

когда мы с тобою

сидели на ложе?

Из Хель ты ко мне

хотел возвратиться,

а я для тебя —

расстаться с миром.

Ярлы. Сложите

самый высокий

из дуба костер

для мертвого конунга:

пусть огонь пепелит

грудь, полную горя,

злую печаль

в сердце растопит!»

Пусть у всех ярлов

несчастье пройдет,

пусть жены забудут

печали свои,

когда о горестях

повесть окончится!