народов мира

Сага об Эймунде

1. Здесь начинается сказание об Эймунде и конунге Олафе

Был Конунг, по имени Ринг: он рядил Уппландиею, в Норвегии. Удел этот назывался Рингарик, потому, что он был над ним Конунгом. Он был умен, милостив, очень добр и богат, и был сын Дага Ринговича, внук Гаральда Прекрасноволосого, а те, которые были получше и познаменитее (происхождением) в Норвегии, от него себя производили. У Ринга было три сына, и все они были Конунги: один назывался Рёрек (Рюрик), и тот был старший; второй, Эймунд; третий, Даг. Все они были храбрые мужи, заступали вместо отца своего в походах и в (морском) витяжестве, и тем весьма прославились. Это было в то время, когда и Конунг Сигурд Свинья рядил в Уппландии: он имел (женою) Асту, дочь Гудбрандову и мать Олафа Святого. Сестра ее называлась Торни, и была матерью Галльварда Святого: вторая сестра, Исрид, была бабушка Стейгар-Тореру. Они воспитывались и выросли вместе, Олаф Гаральдович и Эймунд Рингович; и были почти равных лет. Они были обучены всему, что делает человека отличным, и проживали частью у Конунга Сигурда, частью у Конунга Ринга, отца Эймундова. Когда Конунг Олаф отправился в Англию, Эймунд отправился тоже: с ними был еще Рагнар Агнарович, внук Рагнара Риккиля, сына Гаральда Прекрасноволосого, и многие другие знатные мужи. Они становились тем достопочтеннее и славнее, чем дальше странствовали, как то ясно сбылось потом в рассуждении Олафа Святого, ибо имя его сделалось известным по всему Северу: когда достиг он власти в Норвегии, то покорил себе всю страну, и истребил всех удельных Конунгов, как о том сказано в его Саге, употребив к тому различные средства, о чем писали мудрые мужи. Повествуется достоверным образом, что он отнял владения у пяти Конунгов в одно утро, а всего отнял владения у девяти Конунгов той страны, по сказанию Стюрмера Мудреца: некоторых убил, других изувечил, иных прогнал из отчизны. В это несчастие попали и Ринг с Рёреком и Дагом: Эймунд и Ярл Рагнар Агнарович, были тогда на витяжестве, когда эти дела происходили. Уехали они из отчизны, Ринг и Даг, и долго проживали в набегах: потом отправились на восток, в Готландию, и там еще долго они рядили потом. А Конунг Рёрек был лишен зрения и оставался при Конунге Олафе, доколи не изменил ему, возмутив его придворных мужей, которые перерезались между собою: он нанес Конунгу Олафу удар в день Вознесения Господня в ограде Христовой церкви и рассек платье, в котором был Конунг, но Бог помиловал, что Конунг остался не ранен. От чего, потом, Конунг Олаф на него разгневался, и послал его на Гренландию, если ветер дозволит, с Торарином Нефюльфовичем; но они прибыли в Исландию, где он и остался у Гудмунда Знатного, в Мадреваллах, в Эйяфирде, и умер в Кальфскинне.

2. Об Эймунде и Рагнаре

Наперед сказать, что Эймунд и Рагнар воротились в Норвегию скоро после этого, со многими ладьями. Конунг Олаф был тогда в далекой стороне. Они сведали про те дела, о которых сказано выше. Эймунд составил вече из жителей области, и говорил таким образом:

— Здесь произошли большие вещи, в области, с тех пор как мы уехали вдаль. Мы потеряли родных наших, а некоторые из них изгнаны из отчизны в несчастном виде. Срам и убыток постигли нас после (истребления) знаменитых и достопочтенных родственников наших. Теперь один Конунг в Норвегии, тогда, как прежде было их много. Я полагаю, что это государство пойдет хорошо, будучи управляемо Конунгом Олафом, моим совоспитанником, хотя иное кажется что-то весьма странным в его правительстве. Я надеюсь получить от него много милостей и почестей, исключая звание Конунга.

Тут друзья обоих стали советовать ему отправиться к Конунгу Олафу, чтоб увидеть, не даст ли он ему звания Конунга. Эймунд отвечал:

— Ни сам щита не подниму против Конунга Олафа, ни пойду на него с неприятельскою ратию; но, после таких ужасных дел, какие произошли между нами, не могу идти связываться с ним и добровольно слагать с себя свое достоинство. Так что же, полагаете вы, предстоит нам делать, если мы не хотим ни примириться с ним, ни идти в его присутствие? Я знаю, что он окажет мне великие почести, если мы с ним повидаемся, чтоб только не я находил на его владение; но мне кажется невероятным, чтобы вам, моим мужам, было у него столь же хорошо, когда увидите вы родных ваших тяжко уничиженными. Но если вы того от меня требуете, я готов стерпеть (это унижение): только мы наперед должны поклясться присягою, и тогда уж будем держаться крепко.

На то сказали Эймундовы люди:

— Что же ты думаешь делать, если нам ни примиряться, ни идти в присутствие Конунга, ни, уехав вдаль из наших вотчин, приставать к враждебной ему рати?

Рагнар примолвил:

— Эймунд сказал очень сходно с тем, что мне самому мнится в душе: я тоже не хотел бы судьбу нашу вверять Конунгу Олафу. Но, я полагаю, надобно наперед подумать о том: если сбежим с наших дворов, будем ли мы казаться (людям) чем-то получше каких-нибудь купцов?

Эймунд сказал:

— Хотите ли принять наряд, который задумал я в мысли? Я скажу вам мое мнение, если вы желаете: я узнал о кончине Конунга Вальдамара (Владимира), на востоке, в Гардарике, и теперь это владение держат три его сына, мужи самые доблестные. Но он разделил владение свое между ними едва ли поровну, потому, что один из них имеет областей более, нежели два другие. Один называется Бурислейф (Бурислав, Святополк), и получил самую большую часть отцовского наследства: он же и самый старший между ними; другому имя Ярислейф; третьему Вратилаф (Вратислав, Брячислав). Бурислейф имеет Кенугард (Киев-город), Ярослав — Гольмгард (Новгород), а третий правит Палтеском (Полоцком) и всею тою областью, которая лежит подле, но они теперь в несогласии за свои владения: не довольствуется своим добром тот, который держит самую большую и лучшую часть раздела, думая, что у него мало государства потому, что менее, нежели как было у отца, и от того считая себя ниже своих предков. Теперь мне пришло в голову: не покажется ли вам удобным, чтоб мы отправились туда, и повидались с теми Конунгами, да пристали б к какому-нибудь из них, а всего лучше к тому, кто хочет удержать свое владение за собою и доволен так, как отец поразделил между ними? Для нас это было бы хорошо, как в рассуждении богатства, так и почестей. Я укреплю этот наряд за вами!

И все они изъявили то же желание. Были там многие мужи, которые хотели стяжать себе богатство и имели в виду вознаградить обиды свои в Норвегии: они скорее предпочли покинуть отчизну, нежели оставаться и терпеть последнюю беду от Конунга и своих врагов, решились идти на чужбину с Эймундом и Рагнаром, и поплыли вдаль, со многими людьми и с большою, по мужеству и храбрости, силою, держа путь на Аустурвег (Россию). Обо всем этом Конунг Олаф узнал не прежде, как после их отъезда и сказал:

— Дурно случилось, что Эймунд и его люди не повидались (со мною), ибо я заставил бы его считать друг друга лучшими приятелями. И то правда что поделом он может быть озлоблен на меня!.. но вот теперь выбыл из нашей земли такой муж, которому бы я предоставил величайшие почести, кроме звания Конунга!

Когда Олафу рассказали, что Эймунд говорил на вече, Конунг отозвался, что Эймунд всегда был способен принять хорошую меру. И как о том нечего сказать более, то обратим повесть к Эймунду и Ярлу Рагнару.

3. Эймунд приезжает в Гардарик

Эймундовцы не прежде оставили путешествие, как прибыв на восток, в Гольмгардию, к Конунгу Ярислейфу. Они решились, (не предлагая своей службы другим), наперед явиться к Конунгу Ярислейфу, согласно настоянию Рагнара. Конунг Ярислейф был в родстве со Шведским Конунгом, Олафом: он имел (в супружестве) дочь его, Ингигерду. Как скоро сведал Конунг о прибытии их в ту страну, послал к ним мужей, предложить им безопасность в дружеской земле и (звать их к) его присутствию на веселый пир; за что они хорошо возблагодарили. Когда уселись к пиру, Конунг и Господыня, (его супруга), расспрашивали у них о разных Норвежских делах и о Конунге Олафе Гаральдовиче. Эймунд сказал им много хорошего о нем и об его нравах, говоря, что долгое время был он его совоспитанником и товарищем (на поле брани); но не хотел распространяться о том, что его огорчало, относительно происшествия, о которых упомянуто выше. Эймунду и Рагнару понравилось все, касающееся как до Конунга, так и до Господыни, ибо она была решительна (в делах) и мягка на пенязь (т. е. щедра); Конунг же Ярислейф хотя отнюдь не славился мягкостью своею на пенязь, но был Князь способный к правлению и знатновидный.

4. Договор Эймунда с Конунгом Ярислейфом

Тут Конунг спросил у них, куда думают они направить дальнейший путь; но они сказали:

— Мы сведали, Господарь, что ты будешь в некотором убытке по твоему владению из-за твоих братьев, мы же изгнаны из нашей отчизны, и отправились к востоку, сюда, в Гардарик, чтоб повидать вас, троих родных. Мы намерены помогать тому из вас, кто более всех доставит нам уважения и почестей, потому, что желаем сами стяжать себе богатство и славу, а вам быть благодарными за почести и уважение. Пришло нам в голову, что вы захотите иметь при себе бодрых мужей, когда на вашу честь станет нападать кто-нибудь из родных, тех самых, которые оборотились теперь вашими врагами. Мы просимся быть Защитниками этого владения, (хотим) сойтись с вами на условиях, и получать от вас золото, и серебро, и хорошее платье; а если вы не намерены тотчас согласиться на наше предложение, мы получим то же самое добро от других Конунгов, когда вы от нас уклоняетесь.

Конунг Ярислейф отвечал:

— И очень нуждаемся мы в вашей дружине и распорядительстве, потому, что вы умные и храбрые мужи, Нордманны; но мне не известно, сколько потребуете вы жалованья за вашу службу.

Эймунд отвечал:

— Во-первых, ты пожалуешь дом для нас и всех наших людей, и не откажешь нам ни в каком добре из лучших твоих припасов, в котором будем мы иметь надобность.

— На это иждивение я согласен, — сказал Конунг.

Эймунд примолвил:

— Тогда эти люди готовы сражаться впереди тебя, и идти (на врага) первые за твоих людей и за твое владение. Сверх того, должен ты отпускать на каждого нашего воина по унции серебра, а каждому начальнику ладьи платить еще по пол-унции.

Конунг возразил:

— Этого мы не можем!

Эймунд сказал ему:

— Можешь, Господарь, потому что вместо этой платы мы примем бобров, и соболей, и другое добро, какое здесь, в вашей земле, водится в изобилии; оценку же им будем производить мы сами, (а не наши воины). А если случится какая добыча, тогда можете отпустить нам пенязями. Если будем сидеть без дела, то добра жаловать нам менее.

Конунг изъявил на все это свое согласие, и заключенное условие долженствовало продолжаться двенадцать месяцев.

5. Эймунд одерживает победу в Гардарике

Тогда Эймундовцы вытащили свои ладьи на берег, и прилично их пристроили. Конунг Ярислейф повелел построить для них каменный дом и обить его (внутри) красным сукном; все нужное было им доставляемо в исправности, из лучших его припасов. Они проводили всякой день с Конунгом и Господыней в большой радости и потехе. Но когда прожили они недолгое время в добром почитании, (вдруг) пришли письма от Конунга Бурислейфа к Конунгу Ярислейфу, в которых было сказано так, что он требует от Конунга нескольких деревень и торгов, примыкающих к его владению, изъясняя, что они удобны ему для сбора доходов. Конунг Ярислейф рассказал Конунгу Эймунду о требовании брата. Тот отвечал:

— Мало могу я о том судить, но от нас помощь готова, если вам угодно употребить ее. Необходимость повелевает кротко обходиться с братом, когда он поступает кротко; но если, как я предугадываю, он будет требовать более, получив это, тогда тебе самому (предстоит) избрать, хочешь ли отказаться, или нет, от своих владений, или же пожелаешь держаться в них силою и предоставить оружию (решить распрю) с братом, ежели надеешься потом удержаться сам собою. Безопаснее было бы миролюбно уступить ему то, чего он домогается, но многим покажется малодушным и некняжеским, если ты предпочтешь эту (меру): да и не знаю, зачем держишь здесь заграничную рать, когда на нас не полагаешься? Ты теперь должен избрать сам, по твоему разумению.

Конунг Ярислейф изъяснил, что он отнюдь не думает, без попытки, отдавать свои владения. Эймунд примолвил:

— Тогда ты должен сказать послам брата, что будешь защищать свое владение. Не давай же им много сроку для собрания людей против тебя, ибо умные сказали, что гораздо надежнее драться на своем дворе, нежели на чужом.

После этого, послы уехали, и рассказали своему Конунгу все, как что было, — что Конунг Ярислейф не хочет делиться с братом ни малейшею частью своего владения, и готов бороться, если тот придет в его удел. Конунг промолвил:

— Он, верно, уповает достать (откуда-нибудь) людей и пособие, если полагает защищаться против нас: или же пришли к нему какие-либо заграничные мужи, которые подали ему совет укрепить (за собою) свое владение?

Послы сказали, что они слышали, будто находится там Нордманский Конунг с шестьюстами Нордманнами. Конунг Бурислейф примолвил:

— Так не иначе они держали ему этот совет!

Тогда собрал он к себе своих людей. Конунг Ярислейф велел возить стрелу по всему своему владению, и оба Конунга созвали своих людей. Сбылось так, как предполагал Эймунд, что Конунг Бурислейф выступит из своего владения против брата; а там, где они встретились, был большой лес с речкою: ставки свои они расположили так, что посреди протекала река, а числом людей различествовали немного. Конунг Эймунд и все Нордманны имели свои особые палатки. Так простояли они четыре ночи, не отдавая приказа к сражению друг с другом. Тогда сказал Рагнар:

— Чего мы ожидаем, и что значит это сидение?

Конунг Эймунд отвечал:

— Наш Конунг неприятельскую рать считает немногочисленною: а его ряд ничтожен!

Затем пошли они к Конунгу Ярислейфу, спросить, думает ли рядить (дело) на сражение. Конунг отвечал:

— Мне кажется, что у нас хороший сбор людей; мы привели большую рать, и не боимся.

Конунг Эймунд возразил на то:

— По мне, дело глядит другим образом, Господарь! Во-первых, когда пришли мы сюда, ратных людей было, кажется, не много в каждой (неприятельской) ставке, и стан был обширно построен более для виду, нежели для многочисленности в нем народа; но теперь другое дело: они увеличивают число своих шатров; не то иные уже спят вне ставок, тогда, как множество рати убегает от вас домой, в деревни, и теперь нельзя на нее полагаться.

Конунг спросил:

— Что же теперь рядить?

Эймундов ответ был такой:

— Теперь все стало труднее, нежели как было прежде: сидя, мы упустили победу из рук. Но, между тем, мы, Нордманны, не сидели праздно: все наши ладьи и военный снаряд оттащили мы вверх по реке. Мы отправимся туда с нашими людьми, и нападем на них в тыл, а ставки пусть стоят здесь порожние: вы же поспешите, как можно скорее, завязать бой при помощи своих людей.

Так и сделано: поднялся бранный клик, возвысили знамена и распределили рать к войне. Оба ратные народа сошлись вместе: наступила страшная битва, и гибло очень много людей. Конунг Эймунд и Рагнар направили на Конунга Бурислейфа сильный удар, напав на него по ту сторону щитов: воспоследовала жесточайшая битва и резня. Вслед за тем, Бурислейфова рать была сломана, и его люди начали бежать. Но Эймунд заступил им путь и избил такое множество мужей, что долго было бы прописывать имена всех их. (Вражьи) полчища были опрокинуты, так что (скоро) не с кем было сражаться; а те, которые остались целы, разбежались по лугам и по лесу, чтоб спасти жизнь свою: но в этой суматохе пронесся слух, будто и сам Конунг Бурислейф убит. Ярислейф взял огромную добычу после этого сражения. Большая часть приписывала победу Конунгу Эймунду и Нордманнам: они стяжали себе великую знаменитость, но торжество их произошло также, и от справедливости дела, ибо Господь Бог, Иисус Христос, так решил это, как решает он все прочее. Отсюда отправились они домой, а Конунг Ярислейф удержал за собою оба владения и всю добычу, какая была приобретена в этом сражении.

6. Эймундов совет

Потом, все лето и зиму, было спокойствие и бездействие: Конунг Ярислейф управлял обоими владениями советом и смотрением Конунга Эймунда. Нордманны пользовались большим уважением и почестями, служа Конунгу щитом в ряжении и «грабеже», но жалованье (нередко) оставалось в недоимке за Конунгом, который полагал, что теперь менее нуждается он в дружине, когда брат погиб, и думал, что во всех его владениях (господствует) тишина. Когда вышел срок договору, Конунг Эймунд отправился к присутствию Конунга Ярислейфа, и молвил так:

— Мы уже прожили, Господарь, несколько времени в твоих владениях: теперь избирай, будет ли наш торг (т. е. договор) стоять далее, или желаешь ты уничтожить свое товарищество с нами, и мы должны искать себе другого начальника; ибо пенязи медленно были нам отпускаемы.

Конунг отвечал:

— Я полагаю, что теперь мне нет такой как прежде надобности в ваших людях. Для нас слишком великая трата богатства давать вам такую большую плату, как та, которой вы домогаетесь.

— Оно так, Господарь! — сказал Конунг Эймунд, — потому, что теперь должен ты уже отпускать нам но унции золота на каждого мужа, а начальникам ладей по полугривне золота.

Конунг промолвил:

— Тогда я избираю, что наш торг уничтожен.

— Это в вашей власти, — сказал Конунг Эймунд, — но верно ли вы знаете, что Бурислейф помер?

— Я думаю, что это достоверно, — сказал Конунг. Эймунд спросил:

— Приличная ли гробница будет ему построена? Где же его могила?

Конунг отвечал:

— Этого мы не знаем наверное.

На что Эймунд примолвил:

— Однако ж вам, Господарь, следовало бы знать могилу такого знаменитого брата, и (место), где он лежит! Но мне кажется, что ваши люди из раболепства говорят вам (об его смерти), а, на этот раз, истины вы не знаете.

— Что же истиннейшего сумеете вы сказать, чтобы мы могли скорее вам поверить?

Эймунд отвечал:

— А мне-то сказывали так, что Конунг Бурислейф прожил зиму в Бярмии. Мы сведали с достоверностью, что он составляет там рать против тебя из огромного множества людей; и это истиннее всего.

Конунг сказал:

— Скоро ли он придет сюда, в наше господарство?

Эймунд отвечал:

— Мне сказывали так, что он будет сюда через три недели.

После этого, Конунг Ярислейф не хотел лишиться их дружины: они приторговались еще на двенадцать месяцев. Конунг спросил:

— Что же предстоит нам делать? Созвать ли людей, и бороться с ним?

Эймунд отвечал:

— Пусть дело будет по моему ряду, если хотите удержать Гардарик (Россию) против Конунга Бурислейфа.

Ярислейф спросил еще:

— Сюда ли собирать народ, или идти ему навстречу?

Эймунд сказал:

— Пусть все, сколько может прийти, собираются сюда, в город; а когда люди соберутся, тогда приступим к какому-нибудь ряду, к тому, что нам покажется надежнее по обстоятельствам.

7. Сражение с братом

Вслед за тем Конунг Ярислейф послал ратный приказ по всему своему владению, и собралась к нему большая рать из вольных поселян. Тогда Конунг Эймунд послал своих мужей в лес, рубить деревья, переносить их в город, и ставить на городской стене: он велел ветви всякого дерева распространять (так, чтоб они выходили) за городскую стену, и чтобы нельзя было метать стрел в город. Вне города приказал он наперед выкопать огромный ров и убрать прочь землю, а потом напустить в него воды, настлать поверх бревнами и устроить все так, чтоб ничего не было видно, и земля казалась бы целою. Когда это было кончено, они узнали, что Конунг Бурислейф вошел в Гардарик, и стремится к городу, в котором находились оба Конунга. Они также велели крепко обстроить двое городских ворот, и намеревались у них защищаться, (срубив их) так, чтоб (можно было сделать) и вылазку, в случай нужды. Накануне того дня, когда поутру ожидали появления неприятельской рати, Конунг Эймунд приказал женщинам выйти на городскую стену, со всеми дорогими их украшениями, разодеться, как только могут, получше, и толстые золотые кольца повысить на шестах, чтоб казаться им (т. е. врагам) в высшей степени блистательными.

— Я полагаю, — говорил он, — что Бярмийцы, будут жадничать к драгоценностям, и, быстро, опрометчиво поскачут на город, как скоро солнце озарит блеском золото и златотканую багряницу.

Так было сделано, как изъяснено выше. Бурислейф нагрянул со своею ратию на город из леса: увидев праздничное убранство женщин, он принял это за хороший знак, (думая), что вероятно весть об его прибытии уже до них достигла. Они помчались быстро, в военном порядке, ни на что не обращая внимания; многие их мужи упали в ров и там погибли. Конунг Бурислейф, следуя сзади за полчищем, увидел это несчастие. Он сказал:

— Быть может, что здесь не так легко мы управимся, как нам казалось: эти Нордманны больше рядители!

Тут стал он обдумывать, откуда бы лучше сделать нападение, а между тем все праздничное убранство, прежде мелькавшее, исчезло. Он приметил, что все ворота заперты, исключая двое, но что и к тем не легко приступиться, ибо за ними нет недостатка в сильном снаряде и многочисленной рати. Немедленно приударили военный призыв, и горожане построились к сражению: оба Конунга, Ярислейф и Эймунд, стали каждый у своих ворот. Началась жестокая битва, и пало много ратного народа. Там, где начальствовал Конунг Ярислейф, приступ был такой страшный, что через те ворота последовало вторжение, и Конунг тяжело был ранен в ногу, но неприятель претерпел огромный урон, прежде чем овладел воротами. Конунг Эймунд сказал:

— Теперь пошло дело на неудачу, когда наш Конунг ранен! Они убили у нас много народа, и уже вторгаются в город. Делай, Рагнар, что хочешь, продолжал он: защищай эти ворота, или ступай к нашему Конунгу, и веди к нему людей (в помощь).

Рагнар отвечал:

— Я буду здесь держаться: ты отправляйся к Конунгу, потому, что там нужно рядить.

И так Эймунд пошел туда со многими людьми: он увидел, что Бярмийцы уже проникают в город. Тут нанес он им великое и страшное поражение, и убил множество народа у Конунга Бурислейфа, делая сильные нападения с большою пылкостью и усердно ободряя своих мужей: никогда еще такая жестокая битва не продолжалась столько времени. Бярмийцы кинулись бежать из города, все, которые стояли еще на ногах; но Эймунд со своими мужами преследовал их до самого леса: они убили Бурислейфова хоругвеносца, и опять пронесся слух, будто и сам Конунг погиб. Великая победа была одержана, и Конунг Эймунд весьма прославился в этом сражении. Потом Нордманнам был отдых. Они пользовались большим уважением у Конунга и честью у всех мужей страны; но жалованье опять шло трудно и несвоевременно, так, что не все отпускалось им по договору.

8. Об Эймунде

Спустя еще немного, так случилось, что Эймунд сказал Конунгу, что он должен отпустить из рук следующую им плату, как прилично знатному Конунгу: он упомянул и утверждал, что они внесли ему более пенязей в руку, нежели как требовалось на их жалованье. «И мы называем это безрассудным с вашей стороны: разве теперь уж не будете иметь надобности в нашем пособии и нашей дружине?»

Конунг примолвил:

— Теперь, быть может, пойдет хорошо, хотя вы и не будете подавать мне помощи. Однако ж, вы сослужили мне большую службу. Но, говорят, ваши люди (так разбогатели, что) уже не смотрят ни на какое добро.

Эймунд отвечал:

— Что это значит, Господарь, что вы хотите одни за всех решать? Многие, мне кажется, из моих мужей потерпели большие потери! Те лишились ног, рук или других членов; иные подверглись вреду в оружии, и это будет нам стоить больших издержек. Вы еще можете все исправить. И так, избирайте одно из двух: да, или нет?

Конунг сказал:

— Я не хочу (прогнать) вас прочь, но и не дам вам такой большой платы, тем более, что не предвижу никаких смятений.

Эймунд примолвил:

— Мы требуем платы, и мои люди не хотят служить из-за одной пищи. Не то мы отправимся в удел другого Конунга, и там стяжаем себе почести. Но, притом, вероятно ли это, что теперь уже не будет здесь, в этой стране, смятения? Наверное ли вы знаете, что Конунг убит?

— Я думаю, это правда, — сказал Конунг, — тем более, что мы имеем (в руках) его знамя.

Эймунд спросил опять:

— Знаете ли тогда его могилу?

— Нет! — сказал Конунг. Эймунд присовокупил:

— Неблагоразумно не знать этого!

Но Конунг сказал ему на то:

— Как же знаете вы это лучше других людей, которые имеют о том достоверное сведение?

Эймунд ответствовал:

— Он нашел удобнейшим оставить знамя, нежели жизнь, и, я думаю, ушел здоров отсюда… (Большой пропуск в Исландском тексте) …И провел зиму в Туркландии, и думает еще ратовать против тебя. С ним идет небегущее (т. е. храброе) войско: это Турки, и Бело-Куманы, и многие другие злые (т. е. хищные) народы. Я слышал, что, — и это очень вероятно! — что он отступится от Христианской Веры, и даже намерен поделиться областями с теми злыми народами, если отымет у вас весь Гардарик; но когда так будет, как он думает, то весьма уповательно, что всех ваших родных прогонит он из этой земли с посрамлением.

Конунг вопросил:

— Как скоро, думаете вы, будет он сюда с теми злыми людьми?

Эймунд отвечал:

— Через полмесяца.

— Как же теперь рядить против этого? — сказал Конунг, — ибо ныне мы не можем обойтись без вашей предусмотрительности.

Рагнар сказал, что он хочет, чтобы они прочь уехали, желая Конунгу рядить одному. Эймунд возразил:

— Вероломством будет названо, если мы разойдемся с Конунгом в такой опасности, потому, что Конунг был в мире, когда мы к нему пришли, и я не иначе хочу с ним расстаться, как чтобы и после меня сидел он в покое. Скорее приторгуемся с ним на те двенадцать месяцев, а он улучшит наше жалованье, согласно тому, как прежде решено между нами. Теперь же надо подумать о распорядительстве: будем ли собирать вой, или же захотите вы, Господарь, чтоб одни мы, Нордманны, защищали эту землю, а ты бы сидел покойно во время нашей защиты, и тогда только прибегнул к своим людям, когда Мы будем побеждены.

— Да! я так хочу, — сказал Конунг. Эймунд примолвил:

— Не поступай так опрометчиво в этих делах, Господарь! Есть другое (побуждение) к тому, чтоб ты держал созванную рать, что, по моему мнению, было бы пристойнее и для твоего сана: мы, — Нордманны, не побежим первые, — но я знаю, что многие будут к тому готовы, так же, как прежде были готовы не бояться стрелы; а того я не знаю, будут ли иные защищаться так храбро во время их побега, как теперь усердно и более всех поощряют вас к защите. Если же так случится, Господарь, что мы преодолеем Конунга, тогда что? — прикажете ли убить его, или нет? — потому, что никогда конца не будет этим суматохам, пока вы оба останетесь в живых.

Конунг отвечал:

— Ничего этого я не сделаю: ни настраивать никого не стану к (личному, грудь на грудь) сражению с Конунгом Бурислейфом, ни порицать кого-либо, если он будет убит.

Затем оба они отправились домой, в свой дворец, не велев ни собирать людей, ни делать приготовлений. Всем это показалось удивительным, что тогда именно менее всего думают о войне, когда опасность угрожает более чем когда-либо. Скоро потом получили они известие, что Конунг Бурислейф вошел в Гардарик с огромною ратию и многими злыми народами. Конунг Эймунд показывал вид, как будто ничего этого не знает, не ведает. Многие мужи говорили, что (теперь) он не посмеет бороться с Бурислейфом.

9. Эймунд умерщвляет Конунга Бурислейфа

Однажды утром, очень рано, Эймунд позвал к себе родственника своего, Рагнара, и десятерых других мужей. Он приказал им седлать коней. Они выехали за город, все двенадцать человек вместе, составляя горстку народа, а прочих воинов оставив дома. (В дружине) был Исландский муж, Биорн: тот поехал с ними, равно как муж Аскель и оба Торда. Они взяли с собою лишнюю лошадь, на которой были нагружены их оружие и съестные припасы. Так ехали они далеко, переодетые все в купеческое платье: никто не знал ни цели этого путешествия, ни какие они замышляют хитрости. Они вступили в какой-то лес, и ехали весь этот день, пока не настала ночь: потом выехали из лесу и прибыли к одному большому дубу, где была прекрасная поляна и много ровного места. Конунг Эймунд сказал (своим товарищам):

— Надо здесь остановиться. Я сведал, что Конунг Бурислейф в этом месте будет иметь ночлег и учредит свой стан к ночи.

Они обошли дерево и поляну, соображая, где бы предпочтительнее стан мог расположиться. Потом Конунг Эймунд сказал:

— Здесь непременно Бурислейф велит раскинуть палатки: мне сказывали, что он всегда учреждает стан подле самого леса, есл только дозволяет местоположение, чтоб было куда спасаться в потребном случае.

Он взял крепкую корабельную веревку, и приказал всем им собраться на поляну, под этим деревом, потом, предложил мужам взлезть на ветви и завязать ее там узлом, что и было сделано. Затем принатянули они верхушку так, что ветви касались самой земли, и согнули все дерево до корня. Конунг Эймунд сказал:

— Это я люблю! Оно может послужить нам к хорошему успеху.

Тут они раскинули веревку, и прикрепили концы ее. Когда кончилась эта работа, было уже около половины пополуденного времени, и они, услышав (шум) приближающихся людей Конунга, ушли скорее в лес к своим коням. Скоро увидели они огромную рать и богатую колесницу, за которою следовало множество мужей: впереди нее несли знамя. Ратные люди распространились до (кряжа) леса и заняли поляну в том именно месте, где она представляла самое удобное положение для ставок, как то предусмотрел Эймунд. Там они разбили государственную палатку, а по сторонам, подле леса, расположилась вся рать. Это продолжалось до темной ночи. Палатка Конунга была чрезвычайно богата и прекрасно сделана: она состояла из четырех полос, высокий шест (staung, stong, стяг) торчал над нею, (украшаясь) золотым шаром с вымпелами. Все эти вещи видны были Нордманнам из лесу; (они наблюдали происходящее) в рати, сохраняя глубокое молчание. Как скоро сделалось темно, огни замелькали в ставках, и они увидели, что там сбираются к ужину. Тут Конунг Эймунд сказал:

— У нас мало припасов: это не слишком удобно! Я буду рядить о хозяйстве, и отправлюсь к ним в палатки.

Он нарядился нищим, подвязал себе бороду из козьих волос, и пошел на двух костылях. Он проник до самой княжеской ставки и стал просить подаяния, подходя ко всякому мужу; потом посетил смежные шатры, отягощенный полученным добром, и душевно благодаря за милостыню, наконец вышел из стана, с большим количеством припасов. Когда ратные люди напились и наелись, — сколько им было угодно, молчание водворилось, (в стане). Эймунд разделил свою дружину на два отряда: шесть человек мужей остались в лесу, сторожить коней и держать их в готовности на случай, если бы вдруг произошла в них надобность; остальные шестеро — в том числе и сам Эймунд — отправились в стан и вошли между ставок, как будто не было ни какого препятствия. Тогда Эймунд сказал:

— Рогнвальд и Биорн, вы, Исландские мужи! ступайте к дереву, которое мы нагнули.

И каждому из них дал он по топору в руки.

— Вы мужи полноударные: докажите же это в нужде!

Они пошли к месту, где ветви были притянуты к земле. Конунг Эймунд продолжал:

— Третий муж пусть стоит здесь, на тропинке, (ведущей) к поляне: ему ничего не делать, только держать в руках веревку, и отпускать ее по мере того, как мы будем тащить ее, имея в руках наших другой ее конец. Когда мы устроим все как хотим, тогда должен он ударить по веревке топорищем, — тот, которому я это препоручаю; а тот, кто будет держать веревку, пусть примечает от того ли она шевелится, что мы ее тащим, или от удара. Как скоро подадим мы ему этот знак, необходимо для нас нужный и тесно сопряженный с успехом дела, он должен сказать, — тот, который держит за веревку, — (что удар сделан); и тогда следует рубить (принатянутые) ветви дерева, которое вдруг выпрямится, сильно и быстро.

Они все так исполнили, как им было сказано. Биорн пошел с Эймундом и Рагнаром к государственной палатке Конунга, где они сделали из (другой) веревки петлю, и, подняв ее на алебардах, закинули на вымпелы, бывшие на шесте над палаткою: она, скользя, сомкнулась под шаром, и там остановилась.

Люди спали крепко по всем шатрам, быв крайне утомлены и очень пьяны. Когда это было сделано, они связали концы, и, так соединив веревку (на которой была петля, с тою, которую притащили с собою), начали рядить. Затем, Конунг Эймунд подошел к Княжеской палатке, чтоб быть близко ее, когда будет она сорвана. Удар был сделан по веревке; тот, кто держал ее, увидел, что она дрожит, и сказал своим товарищам, что они должны рубить ветви. Они отрубили (веревки, придерживающие нагнутое) дерево, и оно выпрямилось сильно и мгновенно, сорвав (на воздух) всю палатку, которую далеко забросило в лес. Огни, (мелькавшие) внутри ее, все были потушены (этим взрывом). Эймунд еще с вечера тщательно затвердил в памяти то место, где Конунг спит в своей палатке: он двинулся туда, и быстрыми ударами нанес смерть ему и многим другим. Достав Бурислейфову голову в свои руки, он пустился бежать в лес, — мужи его за ним, — и (Турки) их не отыскали. Оставшиеся в живых Бурислейфовы мужи были поражены ужасным испугом от этого страшного приключения, а Эймунд со своими людьми ускакали прочь. Они прибыли домой (в Киев) утром, очень рано, и пошли прямо в присутствие Конунга Ярислейфа, которому наконец донесли с достоверностью о (последовавшей) кончине Конунга Бурислейфа.

— На! вот тебе голова, Господарь! Можешь ли ее узнать? — (воскликнул Эймунд). Конунг покраснел при виде этой головы. Эймунд молвил:

— Этот великий подвиг храбрости совершили мы, Нордманны, Господарь! Прикажите теперь прилично похоронить вашего брата, с надлежащими почестями.

Конунг Ярислейф отвечал:

— Опрометчивое дело вы сделали, и на нас тяжко лежащее! Но вы же должны озаботиться и его погребением. Ну, какой ряд станут теперь рядить те, которые ему следовали?

Эймунд сказал:

— Я полагаю, что они соберутся на вече, и будут друг друга подозревать в этом деле, потому, что нас они не приметили. Поссорившись, они разойдутся, не станут более доверять одни другим, и побредут толпами восвояси. Я уверен, что немногие из них будут думать о пристроении (тела) своего Конунга.

Вслед за тем, Нордманны вышли из города, и поехали тем же путем в лес. Они прибыли к стану. Там дело сбылось так, как предполагал Эймунд: Бурислейфовы люди все ушли прочь, перессорившись между собою при расставании. Эймунд отправился на поляну: на ней лежал труп Конунга, а при нем не было ни одного мужа. Они срубили гроб, приложили голову к телу, и поехали с ним домой, (в Киев). Тогда и сделалось погребение его известным многим лицам. После этого, весь народ той страны поступил в руки Ярислейфу, поклявшись ему присягою, и он сделался Конунгом тех владений, в которых прежде княжили они вдвоем.

10. Эймунд от Ярислейфа уехал к его брату

Потом истекло лето и зима, и нечего было делать: жалованье опять не отпускалось. Некоторыми людьми было представлено Конунгу, что воспоминание об убийстве брата великое дело: они говорили также, что Нордманны теперь считают уже себя за лучших, нежели сам Конунг. Наступил день, в который жалованье долженствовало быть выдано: они пошли к Конунгову жилищу. Он принял их хорошо, и спросил, чего хотят они так рано утром. Эймунд отвечал:

— Может быть, Господарь, вы не нуждаетесь более в наших людях, и исправно отпустите нам из рук жалованье, которое должны мы получить?

Конунг воскликнул:

— Много вещей наделало ваше сюда прибытие!

— Это правда, Господарь! — сказал Эймунд, — потому, что давно уже был бы ты изгнан из своих владений, если б не воспользовался нами. А что (касается) до погибели твоего брата, то дело (с тех пор ни сколько не переменилось оно) и теперь так же, как было тогда, когда ты дал на то согласие.

Конунг примолвил:

— Что же думаете теперь делать?

Ему отвечал Эймунд:

— А чего желал бы ты всего менее?

— Этого-то и я не знаю! — возразил Конунг. Эймунд продолжал:

— А я знаю это очень хорошо! Всего менее ты желал бы, чтоб мы отправились к Конунгу Вартилафу (Брячиславу), брату твоему, — а мы именно туда и отправимся, и сослужим ему все, что только можем. Сиди теперь здорово, Господарь!

Они поспешно вышли (из дворца), и (обратились) к своим ладьям, которые стояли уже готовые. Конунг Ярислейф сказал:

— Скоро ушли они прочь! мне этого не хотелось.

Господыня примолвила:

— Еще выйдет так, что, если придется тебе с Эймундом соперничать в ряжении, ты найдешь в нем опасного противника!

Конунг сказал:

— Вот был бы хороший ряд, если б можно было срядить его!

Господыня присовокупила:

— Так нужно бы сделать это (поскорее), прежде, нежели ты получишь от них какую-нибудь обиду!

Затем, отправилась она к ладьям, с Ярлом Рогнвальдом Ульфовичем и несколькими мужами, туда, где Эймундовцы стояли у берега. Им сказано, что Господыня желает видеться с Эймундом. Конунг примолвил:

— Я ей не доверяю, потому, что она умнее Конунга (Ярислейфа), но не хочу уклоняться от беседы с нею.

— В таком случае, я пойду с вами! — сказал Рагнар.

— Нет! (не нужно), — возразил Эймунд, — ведь это не военный поход! При том же, не пропасть людей пришла с нею.

На Эймунде был плащ с (завязанными) тесемками, а в руке (нес он свой) меч. Они уселись на одном бугре, подле которого внизу была глина. Господыня и Рогнвальд сели к нему близко, и налегли на его платье. Господыня молвила:

— Это дурно, что вы так расходитесь с Конунгом! Я бы охотно приняла участие в том, чтобы вы расстались друг с другом скорее хорошо, чем дурно.

Между тем ни тот, ни другая, не держали рук своих в покое: он расстегивал завязки своего плаща, а она скинула свой рукав (с руки), и подняла его вверх, выше своей головы. Эймунд ясно видел, что дело не без коварства: и действительно, она нарядила было людей, чтоб убить его, и, как скоро подняла рукав вверх, они выбежали (из засады). Но Эймунд приметил их прежде, чем они достигли до места, и, быстро вскочив на ноги, скорее, нежели как те предполагали, освободился из своего плаща, который остался на земле. Таким образом, они его не отведали. Рагнар, видевший это, мигом перепрыгнул с ладьи на берег; за ним (поспешили товарищи) один после другого, и они хотели умертвить людей Господыни; но Эймунд объявил, что этого не должно быть. Они стащили их с глинистого бугра, и держали в руках. Рагнар закричал:

— Теперь от тебя, Эймунд, не требуем мы совета. Мы поплывем вдаль с ними!

Эймунд отвечал ему:

— Этого нам не следует делать. Пусть они идут домой в покой. Так не хочу я расторгнуть дружбу свою с Господыней!

Итак, она поехала домой, немного потешившись (происшествием), а Нордманны поплыли вдаль, и не прежде остановились, как прибыв в удел Конунга Вартилафа, где они тотчас пошли в его присутствие. Вартилаф принял их хорошо, и расспросил о деле; но Эймунд рассказал ему все, что как случилось, и о начале своей службы, и об их размолвке с Ярислейфом.

— Что же полагаете вы делать вперед? — спросил Конунг. Эймунд отвечал:

— Я объявил Конунгу Ярислейфу, что мы отправляемся сюда, к вам, ибо я подозреваю, что он хочет оставить тебя в убытке по твоему владению, подобно тому, как брат его с ним сделал. Теперь посмотри в свой ряд, Господарь: предпочтешь ли (принять) нас к себе, или (удалить) прочь; и не думаешь ли, что по чему-нибудь можешь нуждаться в нашем пособии.

— Да! — сказал Конунг, — я желал бы воспользоваться вашею помощью; но на каких условиях вы договариваетесь?

Эймунд отвечал:

— Мы желаем иметь то же самое иждивение, какое имели у твоего брата.

Конунг примолвил:

— Дайте мне время посоветоваться с моими мужами, потому, что они вносят мне деньги, хотя я отпускаю их из рук.

Конунг Вартилаф составил вече со своими мужами, и сообщил им, какие известия получил он о Конунге Ярислейфе, своем брате, — что он умышляет на его удел; присовокупляя, что Конунг Эймунд прибыл сюда, и просится (подать) свою помощь и драться впереди. Они очень заохочивали Конунга принять Нордманнов к себе, и, на этом основании он приторговался с ними, предоставив себе право пользоваться советами Эймунда.

— Ибо я не такой рядительный муж, как мой брат, Конунг Ярислейф, — (сказал Вартилаф), — а и с ним у вас пошло на ссору! Я желаю часто держать с вами беседу (о делах), но платить вам буду все по договору.

С того времени они были у Конунга в большой чести и почитании.

11. Мир между Ярислейфом и Вартилафом

Так и случилось, что послы прибыли от Конунга Ярислейфа, требовать весей и городов, лежащих поблизости его владения, от Конунга Вартилафа. Он сообщил о том Конунгу Эймунду, но тот отвечал:

— Вы должны рядить об этом, Господарь!

Конунг примолвил:

— Теперь именно и пришел случай, где вы, как то было условленно, обязаны определять ряд совокупно со мною.

Эймунд отвечал:

— Мне кажется так, Господарь, что надобно ожидать нападения от алчного волка. Он не преминет требовать более, если это будет уступлено. Пусть послы едут назад в покое, — продолжал он, — они, (Ярислейф, и его супруга), я думаю, скоро увидят наш ряд. Сколько времени нужно, чтоб собрать людей?

— Полмесяца, — сказал Конунг. Эймунд примолвил:

— Теперь определи, Господарь, где должны вы сойтись для сражения, и объяви послам, чтоб они могли сказать своему Конунгу.

Так было и сделано: послы отправились домой…

(Значительный пропуск в тексте)

С обеих сторон рати были приготовлены к брани, и сошлись в определенном месте на границе той страны, где, учредив станы, он простояли несколько ночей. Конунг Вартилаф молвил:

— Зачем сидим мы здесь понапрасну? Мы уронили победу из рук.

Эймунд отвечал:

— Предоставьте мне рядить об этом, ибо в беде лучшее дело отсрочка; притом еще не приехала Господыня Ингигерда, которая держит ряд за всех их, хотя Конунг считается предводителем их людей. Сам я буду содержать стражу. Господарь!

Конунг сказал:

— Пусть будет так, как вы хотите!

Они простояли семь ночей с ратью… В одну ночь ветер был злой и темнота большая: тогда Конунг Эймунд и Рагнар (неприметно) улизнули от своих людей. Они поехали в лес, позади стана Конунга Ярислейфа, ожидавшего приезда Господыни и засели там подле одной дорожки. Тут Конунг Эймунд сказал:

— Верно, этою тропою поедут Ярислейфовы мужи (с его супругою): если б сам я хотел проехать скрытно, я бы тоже избрал этот путь. Останемся наперед здесь!

Они просидели в этом месте известное время. Конунг Эймунд воскликнул:

— Безрассудно мы здесь сидим!

Но вслед за тем послышали они (шум) едущих (всадников), так, что, (казалось), женщина была между путниками. Они подметили, что один муж едет верхом впереди женщины, а другой сзади нее. Тогда сказал Эймунд:

— Верно, проезжает Господыня! Разделимся, мы с тобою, по обеим сторонам дорожки: когда они подъедут к нам, я раню коня под нею, а ты, Рагнар, схвати ее.

Путники подъехали, и, прежде чем они спохватились, конь был повергнут мертвым, и Господыня (унесена) далеко в сторону. Второй (муж) закричал, что он видел образ человека, который перепрыгнул через дорогу; но ни один из них не посмел явиться к Конунгу (Ярислейфу), потому, что они не знали, люди ли это были, или духи. Они тайно уехали восвояси, и более не показывались. Господыня сказала своим землякам:

— Вы, Нордманны, видно, никогда не перестанете обижать меня!

На что отвечал Эймунд:

— Мы будем хорошо поступать с вами, Господыня: но уж не знаю, удастся ли вам в нынешнюю ночь целоваться со своим Конунгом!

Затем, отправились они в стан Конунга Вартилафа, и сказали, что Господыня к нему приехала. Он был очень обрадован, и сам взялся сторожить ее. Но, на (следующее) утро, она велела просить к себе Конунга Эймунда, и, когда он явился, сказала ему:

— Самый лучший ряд был бы тот, если б мы примирились, и я готова стараться, чтоб водворить согласие между вами. Но должна объявить вам вперед, что всего более буду я пещись о выгодах Конунга Ярислейфа.

Эймунд отвечал:

— В этом власть Конунга (Вартилафа)!

Господыня возразила:

— Но твой ряд считается здесь самым важнейшим?..

Эймунд отправился от нее к Конунгу Вартилафу, и спросил, желает ли он, чтобы Господыня примирила его с братом. Конунг отвечал:

— Я не назову этого благоразумным, коль скоро она объявила, что хочет уменьшить мою долю.

Эймунд примолвил:

— Будешь ли доволен, имея и вперед то, что имел доселе?

— Да! — сказал Конунг. Эймунд возразил:

— Но я не назову этого дельным, если он не увеличит твоей доли; потому, что ты должен взять после брата равную с ним часть наследства.

Конунг отвечал:

— Если ты убеждаешь меня избрать ее посредничество, то пусть будет так!

Эймунд донес Господыне, что Вартилаф согласен, чтобы она устроила мир между ним и ее супругом.

— Это уж наверное твой ряд! — сказала она. — Ты должен предвидеть, что мое участие не будет невыгодно, что бы то ни сделалось…

Эймунд примолвил:

— Не знаю! но, во всяком случае, я не подавал совета, чтобы вам не было оказываемо должное уважение.

Тогда затрубили сбор, и было всем объявлено, что Господыня Ингигерда хочет говорить с Конунгом и его (ратными) людьми. Когда собрались люди, мужи увидели, что Господыня Ингигерда находится в Нордманнской дружине Конунга Эймунда. В тоже время обнародовано от имени Конунга Вартилафа, что Господыня будет творить (мир)… Она сказала Конунгу Ярислейфу, что ему держать вперед самую важную часть Гардарика, то есть Гольмгард (Новгород), а Вартилафу владеть Кунигардом (Киевом), другою лучшею частью всех владений, с податями и сборами, — от чего будет он иметь вдвое более владения, нежели как имел прежде, Палтеск (Полоцк) и область, лежащую подле, иметь Конунгу Эймунду, и быть ему там, (над этою областью), Конунгом, пользуясь всеми земскими сборами, какие там положены, — «потому, что мы не хотим, чтоб он уезжал прочь из Гардарика». Если Конунг Эймунд оставит после себя наследников, то наследникам его иметь по нем ту область, но если у него не будет ни одного сына, то ей возвратиться к обоим братьям. Конунгу Эймунду содержать защиту земель (landvarn) за обоих братьев и всего Гардарика, а им снабжать его людьми и (поддерживать) своею властью. Ярислейфу быть Конунгом всего Гардарика. Ярл Рогнвальд будет владеть Альдегиоборгом, который уже имел он прежде. Этот мир и раздел областей были одобрены и утверждены всем народом тех стран. (Сверх того, было условлено, что) все недоразумения (между договаривающимися) решат Конунг Эймунд и Господыня Ингигерда. Потом, каждый из них уехал в свое владение… Конунг Вартилаф жил не более трех зим: тогда захворал он и умер. То был самый обожаемый Конунг. После него, (Киевское) владение взял Конунг Ярислейф, и с тех пор один управлял обоими уделами. Но Эймунд владел своею областью, и умер не стар. Он скончался без наследников, от тяжкой болезни: смерть его была весьма прискорбна всем жителям тех стран, ибо из иностранцев никого не было умнее Конунга Эймунда в Гардарике, и неприятельских набегов не случалось в той стране, доколе он держал защиту ее (landvarn) от имени Конунга Ярислейфа. Будучи больным, Эймунд передал свою область совоспитаннику своему, Рагнару, считая его достойнейшим воспользоваться ею: это состоялось по соизволению Конунга Ярислейфа и Господыни Ингигерды. Рогнвальд Ульфович остался Ярлом Альдегиоборга: он был двоюродный по сестре брат Господыне Ингигерде. Рогнвальд был тоже очень знаменитый муж, платил дань Конунгу Ярислейфу, и умер в старых летах. Когда Олаф Святой, Гаральдович, был (в гостях) в Гардарик, он много беседовал с Рогнвальдом Ульфовичем, и они тесно подружились, ибо все знатные мужи весьма уважали Конунга Олафа во время пребывания его в том краю, но всех более Ярл Рогнвальд и Господыня Ингигерда, которая даже имела с ним тайную любовную связь.